Любимая, прости... - Страница 3

Хорошо еще, что их коттедж такой маленький и теперь, когда все выплаты за него уже сделаны, не требует больших затрат. Хотя Элизабет, разумеется, считала его годящимся разве что для кукол. Однако даже в самые тяжелые дни беременности, оставшись одна и пытаясь свыкнуться с мыслью о жизни без Висенте, этот маленький домик казался Дженетт благословенным прибежищем. Осененный растущим в садике высоким деревом коттедж располагался в живописном пригороде, недалеко от колледжа, в котором она работала на полставки младшим преподавателем на биологическом факультете…

Протиснувшись между своей кроватью и кроваткой Карен, она уложила ребенка спать. Располагающий всего двумя узкими спальнями коттедж, идеально подходящий одинокой женщине с ребенком, когда понадобилось приютить еще одного взрослого человека, оказался тесен. Несмотря на это, Дженетт была рада присутствию близкого человека, хотя жалела, что не предусмотрела подобной возможности раньше.

Но кто мог предвидеть, что модный магазинчик сестры прогорит? Бедняжка Элизабет потеряла все: шикарную квартиру в престижном районе, спортивную машину последней модели, не говоря уже о весьма светских, но оказавшихся крайне непостоянными друзьях.

– Только не спрашивай, как прошел разговор! ― раздраженно потребовала Элизабет, когда Дженетт вновь присоединилась к ней в гостиной. – Эта старая карга засомневалась в моей компетенции. Ну, я и высказала все, что думаю о ее паршивом магазине!

– Она, что, обвинила тебя во лжи? – удивилась сестра.

– Ей это не понадобилось!.. Она начала спрашивать, кого из современных писателей я читала, представляешь? А я даже не слышала те имена, которые эта старуха называла! Тот, кто приходит в магазин за книгами, должен их знать. А мне разве не все равно, что продавать? – гневно воскликнула Элизабет.

Да, печально подумала Дженетт, у сестры совсем другой круг интересов. Наверное, ей надо было бы попытаться устроиться на работу в какой-нибудь косметический салон…

– Это ты виновата в моем унижении! – донеслось вдруг до ее слуха.

– Я? – не поверила своим ушам Дженетт.

– Ты до сих пор являешься женой неимоверно богатого человека, а мы чуть ли не голодаем! – набросилась на нее Элизабет. – Вечно жалуешься на разбитое сердце и считаешь, что это все оправдывает. Мне приходится бегать в поисках недостойной меня работы, а ты сидишь почти всю неделю дома, нянчась с Карен, будто она наследная принцесса!

Пораженная столь яростной вспышкой возмущения, Дженетт вместе с тем почувствовала себя виноватой за их финансовые трудности.

– Бетти, я…

– Ты всегда была со странностями, Дженетт! Взгляни, какую жизнь ты ведешь! – с явной злостью в голосе прервала ее сестра. – Живешь в этой дыре с дурацким котенком, подобранным на помойке, и со своей драгоценной дочечкой! Не делаешь ничего путного и не бываешь в сколько-нибудь приличных местах. Работаешь на скучной работе; ведешь скучный образ жизни. Скучнее тебя я не видела никого в жизни! В том, что Висенте решил поразвлечься на яхте с этой сексуальной парижанкой, нет ничего удивительного. Удивительно то, что он вообще женился на таком ничтожестве, как ты!

И, выскочив из комнаты, Элизабет хлопнула дверью с такой силой, что затрясся дом.

Побледневшая как мел Дженетт все-таки попыталась отнестись к жестокому заявлению сестры объективно, напомнив себе, что у той сейчас тяжелый период, а это отнюдь не улучшает характера человека. Никто лучше нее не знал, насколько трудно пытаться построить новую жизнь на обломках старой. А Элизабет ко всему прочему никогда прежде не приходилось идти на компромисс, она принимала свою принадлежность к миру избранных как должное.

По сравнению с ней Дженетт с самого детства воспитывали в мысли, что ей необычайно повезло в жизни. Потеряв в автокатастрофе родителей в возрасте нескольких месяцев, она попала на воспитание в богатую и пользующуюся известностью семью Барнетт. Их дочь Элизабет была всего тремя годами старше, и супруги захотели удочерить маленькую девочку, которая могла бы составить ей компанию.

В доме Барнеттов все были добры к Дженетт, однако она не оправдала надежд приемных родителей, так и не став для Элизабет хорошей подругой. Между девочками не было абсолютно ничего общего, а разница в возрасте только подчеркивала несхожесть. Будучи болезненно чувствительной, Дженетт росла в постоянном ощущении вины за то, что является источником разочарования для хороших людей. Барнетты тщетно пытались найти в ней сходство с дочерью, интересовавшейся сначала нарядами, пони и танцами, а позже нарядами, молодыми людьми и бурным водоворотом светской жизни.

Дженетт же, скромная и застенчивая, считалась самой неуклюжей в танцклассе. Лошади пугали ее так же, как и молодые люди, а вечеринок она избегала как чумы. Пристрастившись к книгам, едва научившись читать, она чувствовала себя уверенно лишь в мире науки, где ее с самого юного возраста всячески отмечали. Однако родители, считавшие такое увлечение учебой не совсем нормальным для молодой девушки, ее достижения в этой области встречали с недоумением.

Когда Дженетт было девятнадцать, от сердечного приступа умерла приемная мать, а когда отец, после нескольких месяцев болезни, вызванной финансовыми неприятностями, последовал за женой, она уже училась в университете. Вынужденная продажа семейного дома и антикварных вещей сильно подействовала на Элизабет, с рождения жившую в полной уверенности, что все это когда-нибудь будет ее. Как ни старалась Дженетт, ей так и не удалось примирить сестру с этой потерей…